|
А вот мы подохнем! Вы этого ждёте? Страшно идти на новую станцию? А сидеть и ждать эпидемии и стать её разносчиками здесь не страшно?!» Толпа напряжённо молчала. Все переваривали сказанное. Конечно, все прекрасно видели и понимали что происходит со станцией, но никто не хотел этого признавать. Давно пора было что-то предпринимать, но все надеялись, что обойдётся. Не обошлось. Толпа немного успокоилась и теперь нач.станции начал зачитывать списки отрядов. Все напряжённо вслушивались. Каждое имя звучало, как удар молота. Среди этих имён я услышал « Новиков Андрей Алексеевич!» Господи! Отец! Нет! Чёрт! Как же так?! Я понимал всё. Я понимал что это необходимо, но, чёрт возьми, как так?! За мои коротких двадцать лет, отец был единственным мне дорогим человеком. Когда-то мы с ним не ладили, но с тех пор как исчезла моя мать, мы с ним стали одним целым. Он был мне отцом, другом, и братом. Хотя виделись мы с ним в последнее время крайне редко. Когда я достиг совершеннолетия, меня как и всех моих сверстников пристроили на работу на благо станции. Ведь помимо охраны границ станции от всякого отребья и различной подземной нечисти есть ещё и обычная жизнь. Коммуникации электричества, воды, хозяйство. И так по-дурацки совпало, что виделись с отцом мы буквально по паре часов в день, когда я уходил с ночной смены, а он уходил на дневную. И вот теперь… Виктор Алексеевич дочитывал последние имена, и я сквозь толпу людей, выбранных для отправки, протиснулся к нему. Рядом был отец. «Виктор Алексеевич! Возьмите меня! Я пойду с отцом!» Отец покосился на меня, дёрнул за рукав, отвёл в сторону и тихо произнёс «Сёма, на надо… Послушай меня, сын. Что там твориться на Медгородке - чёрт его знает. Очень хочется верить, что там всё хорошо. Если так, то мы обустроимся, и я передам тебе весточку, и ты переберёшься ко мне. Ты молодой, не хочу что бы с тобой что-нибудь случилось…» У меня слова застряли в горле « Но отец, я не смогу один! Сначала мама, теперь ты! Вы…вы..» Я не находил подходящих слов. Господи! Я взрослый гражданин метро, стоял, как мальчишка и был готов разревется от обиды, тоски и чувства охватившего меня одиночества. «Успокойся! – отец резко оборвал все мои попытки что то сказать. – Тебе двадцать или 5 лет?! Что ты как маленький?!» Я осмелился поднять глаза на него. Он стоял, говорил нарочито громко и строго, хотя в его глазах, на секунду, лишь на секунду я заметил влагу. Я проглотил комок, который оцарапал мигом пересохшее горло, и тихо сказал «Хорошо, отец… Как скажешь…» Он развернулся и зашагал к нашей комнатушке – собирать вещи. А я остался стоять на платформе. Достал из кармана чехольчик, который раньше использовали для каких-то проездных документов и открыл его. И ещё долго смотрел на фотографию родителей, сделанную ещё до Катастрофы, на которой счастливый отец держал одной рукой руку матери, а вторую держал у неё на животе. До моего рождения оставалось шесть месяцев…
Караван. Всю ночь мне не удалось сомкнуть глаз. Под утро отец, всю ночь собиравший вещи подошел к моей койке и сел на край. «Сём, я ж знаю, что ты не спишь» - я открыл глаза и повернулся к нему. « Не обижайся на меня, дурак. Тебе ещё жить. Ты справишься и без меня. Чай уже не маленький. А у нас там глядишь всё и заладиться. Пройдёт время и ты ко мне. Так что не распускай нюни. Давай, с тобой на дорожку» - «он достал из ящика бутылку водки, которую как-то выменял на рожок патронов у проходившего мимо станции сталкера. Пылилась она у нас уже давно и доставалась при важных случаях – отметить что либо важное. По пятьдесят граммов. Сейчас как раз и был такой случай… Закусив, и выпив, он стал собираться. «караван отходит через полчаса» сказал отец « надо уже выдвигаться.» Мы стояли друг напротив друга, но ни он ни я не решались сделать шаг. Наконец он протянул мне руку. Я пожал её, но в этот момент, он силой потянул меня к себе и обнял. «Я люблю тебя, сын… Береги себя. Ты последнее что осталось у меня в напоминание, что я ещё живой.» Он развернулся и зашагал прочь.
|
|
|